"Музыка не всегда бывает востребована при жизни музыканта
Клуб "ГЭЗ-21". До выступления остаётся чуть больше часа. Шумит принесённый нами с собою электрический чайник, на столе расставлены чашки, розетки с вареньем и мёдом, печенье… Вадим Петрович, культовая личность сибирского панк-рока наряду с Егором Летовым, Янкой Дягилевой и другими, дымя сигаретой и мило улыбаясь, отвечает на наши вопросы. Глубоко заблуждаются те, кто считают, что творчество "Чёрного Лукича" начинается и завершается двумя песнями: "Мы идём в тишине" и "В Ленинских горах", которые известны большинству по исполнению "Гражданской Обороной". За историю коллектива было создано немалое количество замечательных композиций. Не лишайте себя удовольствия ознакомиться с результатом нашего общения.
– Вы долгое время были студийным музыкантом. Каковы были впечатления, когда Вас пригласили на концерт "Старая любовь не ржавеет", как выяснилось, посвящённый Вам же? Поняли, что звёздный час настал? – Подобные ощущения были потому, как до этого я сыграл где-то году в 1989 две или три песни на фестивали памяти Селиванова, и в 1994 состоялся небольшой концерт в Омске, который был, наверное, ближе к квартирнику. Когда же приехали в Москву, для меня было неожиданностью: во-первых, организовано всё по нашему поводу, во-вторых, немалое количество народа слушает мои песни, подпевает. Хотя, не знаю, звёздный ли час это был или нет, но я был приятно удивлён тем, что это кому-то нужно.
– Изменился ли слушатель с момента первого выступления? – На мой взгляд, ни капли. Единственное, что свелось практически на нет количество малолетних панков, которые воспринимают меня только как автора пары песен, которые исполняет Егор Летов. Сейчас, конечно, ещё встречаются подобные люди, но в основном в городах, где я выступаю впервые. А публика… она как сформировалась десять лет назад, так и существует.
– Рок-музыка имела огромное значение в жизни молодёжи. Изменилось ли, на Ваш взгляд, её положение ныне? – Неимоверно уменьшилось влияние, определённо. Вспоминаю времена моей студенческой жизни да и после института, у нас всё вертелось вокруг наших песен, записей различных исполнителей. Допустим, кто-то достал квартирник Петра Мамонова – хватаешь огромный тяжёлый магнитофон, мчишься на другой конец города, переписываешь, обсуждаешь... В данный момент это один из видов развлечений, музыка занимает крайне мало места. Не знаю, будет ли Ренессанс в рок-музыке, в истинном смысле этого слова. Сдаётся мне, что если даже и будет, то не в обозримом будущем. Всё изменилось в отношении людей к жизни, народ стал более практичен, а рок-музыка по своей сути отрицает практицизм: это нечто лихое, бесшабашное, свободное.
– Если музыкант начинает ценить деньги больше, чем людей, ради которых играет, к чему это приводит? – К духовной деградации. К сожалению, слушатель не настолько требователен к музыкантам и многое им прощает. Я довольно много вижу людей, которые уже давно ничего не представляют собой в творческом плане, но используют свои навыки и бывшие заслуги как кормушку. И подобное спокойно проходит. Возможно, просто возраст: другому учиться не хочется, да и не можется. Допустим, если касаться Егора Летова, то многие из его последних альбомов не являются откровением для меня, но, тем не менее, у него есть слушатель, значит, это какое-то время может продолжаться.
– Банальный вопрос! Многие музыканты повторяют, что не мыслят жизни без музыки. Всё же, если убрать её, чем бы тогда занимались? – Я мыслю жизнь без музыки. (смех) Периодически возникает желание завязать с ней раз и навсегда. У меня есть семья, которую очень люблю, буду жить семьёй и ради семьи, друзьями. Таким образом, если не заниматься музыкой, то просто работать, жить. Конечно, думается, будут порой мучить приступы ностальгии. Поживём – увидим.
– Следует ли музыканту комментировать своё творчество, или же слушатель должен сам до всего дойти? – В зависимости. В своё время у нас был коллектив "Мужской танец", многие песни представляли собой некий сказочный материал, и сказочки были достаточно обширными, поучительными, с вкраплением личностного, но сюжет описывался в этой самой песне кратко, намёками. До сих пор жалею, что в издании альбомов эти самые сказки не были приведены целиком, и поэтому иногда на концертах пересказываю их содержание. То есть какие-то комментарии нужны. Бывает, внимательному слушателю интересно, какими событиями в жизни, ассоциациями, происшествиями, впечатлениями была вызвана та или иная песня. Например, "Тёплый асфальт" - я со своей женой, Егором Летовым, Янкой Дягилевой пробирались в Крым на фестиваль автостопом и где-то уже совсем недалеко от места назначения попали на заброшенную трассу, обсаженную каштанами, долго не могли поймать машину и шли босиком по тёплому асфальту. Кстати, бывает интересно слушать версии людей, которые не знают истинной причины появления песни и придумывают что-то своё.
– При Советской Власти многие песни различных рок-исполнителей были пронизаны мотивами противостояния существующему строю. Ныне же Союз частенько поминают тёплым словом. С чем, на Ваш взгляд, это связано? – С повзрослением и осмыслением. Тогда же думали, что стоит всего лишь убрать тоталитарное общество, и тут же появится общество свободных, добрых и умных людей, а появилось общество ещё более жутких личностей – все поняли, не так уж и страшно было. Один из моих любимых исполнителей Роман Неумоев («Инструкция по выживанию»), до сих пор поёт очень жёсткие песни, направленные против духовного тоталитаризма или диктата, духовной деградации нынешней культуры, я, допустим, пою более тихие песни, у него же достаточно таких яростных композиций. В Советском Союзе всё было хорошо! (смех) Дураками были, вот и орали неизвестно что. Но это практически все признают.
– В октябре 2006 был намечен тур по Германии. Он не состоялся, ведь так? Каковы причины? – Я как раз в это время переезжал из Питера в Воронеж. Из первого был уже выписан, во втором ещё до сих пор не прописан, а без этой самой прописки визу получить очень трудно. Была небольшая надежда влезть в какую-нибудь маленькую щёлочку, пока в Северной Столице ещё был зарегистрирован, но прислали не очень удачный вариант приглашения, и поэтому чисто по техническим причинам отменили. В январе будет Израиль, а люди, которые пытались устроить в Германии выступления, по-моему, связаны с израильскими коллегами, так что, возможно, там всё ещё раз обсудим и постараемся это дело устроить весной. Если этому было дано произойти, то произойдёт.
– Бывали до этого гастроли в странах Европы? – Украина, Белоруссия, Эстония… (смех) В Израиле в прошлом году. Да больше, наверное, нигде и не был, если брать в расчёт именно гастроли.
– Напрашивается стандартный вопрос: отличается ли слушатель? – Нет, ничем совершенно. Я настолько был удивлён, когда в Израиле перед концертом у входа в клуб увидел ребят в тельняшках, косухах, пьющих прямо на улице, потому как в баре дорогая, водку, запивая апельсиновым соком. То есть антураж, публика практически идентичны. На мой взгляд, образ человека, слушающего нашу музыку примерно везде одинаков, не зависимо от национальности. Люди действительно интересуются нашим искусством. Было много молодёжи, и им многие новости, которые я озвучивал, были уже известны, хотя, как узнал позже, многие из них даже в России ни разу не были, не смотря на русскоязычность семей.
– А вот ещё считается, что питерский слушатель более созерцающий, понимающий, нежели московский. Так ли это? – Последний фестиваль, на котором я играл, состоялся в городе Михайловка Волгоградской области (впервые услышал о существовании такого небольшого научного городка), и парадоксальность ситуации состояла в том, что народу собралось гораздо больше, чем могу собрать в Москве или Питере. Там ведь не так много артистов выступает, и чем город компактнее, тем музыка имеет большее значение. А насчёт проникновенности, то мне нравилась и нравится киевская публика. В принципе, хорошие люди везде одинаковые. И здорово, когда существуют места, клубы, которые помогают объединять таких людей: в Питере в своё время был "Зоопарк", теперь же "Орландина", "Камчатка", "ГЭЗ-21" (в принципе, они и тогда были), а в Москве после закрытия "Форпоста" замены не появилось. Насколько были хорошими концерты в Москве, настолько теперь их сложно сделать. Проблему я сейчас вижу не столько в людях, сколько в месте, где их собрать.
– Сейчас Вы являетесь резидентом клуба "Камчатка". Как вообще начиналось знакомство с этим культовым рок-музеем Санкт-Петербурга? – Это произошло ещё до появления Сергея Фирсова (арт-директора клуба-музея); по большому счёту это был поиск альтернативы закрывшимся "Зоопарку", "Орландине". Пробовали различные клубы, а в «Камчатке» оказалось уютно, приятно. Вот сейчас (в "ГЭЗ-21" - прим.ав.) концерт будет сильно отличаться от "Камчатки", здесь всегда более камерные, акустические концерты получаются, легче спеть сокровенные песни, а в "Камчатке" хочется чего-нибудь лихого.
– А публика сильно отличается? – Немного совсем. Как правило, на 70% это те же самые люди. Кочуют. Там тесновато, накурено, то есть некурящим тяжело высидеть. В своё время, когда был "Форпост", сложилась традиция приходить семьями (либо ребята приводили родителей, либо родители приводили детей), а после закрытия такого семейного места не нашлось. Жаль. Это так, к слову.
– Семинар по философии! Эйнштейн некогда сказал: "Фантазия важнее знания". Как понимаете эти слова? – Никогда не пытался соизмерить фантазию и знания, противопоставить их друг другу. Хоть по образованию я технарь, но по специальности – музыкант, то для меня фантазия важнее, но, к сожалению, знания можно ещё как-то приобрести упорным трудом, то фантазию таким образом не привнести в себя. Фантазия более тонкая вещь. Получается, я согласен с товарищем Эйнштейном.
– Примерно год назад Вы вновь обрели радость стать отцом. Сложно ли сочетать роли музыканта и родителя? – Для меня нет. Всё зависит, наверное, от семьи. У нас взаимопонимание и взаимная любовь на первом месте, и поэтому проблем никаких не возникает. Единственное, скучаешь, когда приходится уезжать надолго.
– Находите ли что-нибудь полезное или просто занимательное в интервью с другими музыкальными деятелями? – Целенаправленно никогда не читаю. Бывает, в дорогу тебе надают пачку музыкальных журналов самиздатовских или официальных, вот тогда полистаешь. Я на сайте-то своём никогда не бываю. Порой дарят аудио или видеозаписи с концертов в каких-нибудь городах, я даже не смотрю, просто передариваю: если концерт удачный, то это некое таинство, которое нельзя уловить при просмотре или прослушивании, а если плохой, то чего ж его вспоминать.
– За немалый творческий путь Вам не единожды приходилось давать интервью. Сколь профессионально не был бы составлен вопросник, часть вопросов нередко повторяется. Не надоело ли отвечать на примерно одно и то же? – Есть только один вопрос, который очень злит и на который не хочется вообще отвечать: почему ваша группа называется "Чёрный Лукич"? Выводит неизменно из себя. А почему "ДДТ" или "Алиса" так называются? Если я увлекаюсь творчеством Кости Кинчева, то залезу на сайт или книгу куплю и прочту всю историю. Такие формальные вопросы говорят лишь о том, что журналист плохо подготовился. А вообще интервью приятно давать и хочется давать, когда ты на подъёме на творческом, написал новые песни, закончил работать над новым альбомом, когда что-то позитивное происходит. А у меня, к сожалению, альбом не закончен, песни создаются со скрипом, то есть похвастаться особо-то и нечем. Вообще, когда такие моменты случаются, то ощущаешь себя никчёмным человеком, потому как, дожив до 42 лет, занимаясь музыкой, естественно, в большей степени считаешь себя не инженером или монтажником, а всё-таки автором песен. У меня бывали периоды, когда ничего не писалось года четыре, и ты для себя сам не представляешь ничего, и это уже отличный повод для депрессии.
– А новый альбом, если не секрет, когда увидит свет? – Не могу ничего сказать, потому что специально приехал в Петербург на подольше, дабы писаться. Вот у нас есть пять дней, четыре из которых уже заканчиваются, а мы практически не продвинулись. Летом было сделано 9 песен, была надежда, что вот сейчас успеем хотя бы штучки три, мы же не сделали ни одной. Зарекаться не буду. Ну, и поскольку у меня уже достаточно много издано, какой-то багаж имеется, я и Дима решили, не будем суетиться, пускай альбом будет, когда будет. Это уже не так важно делать ежегодно по пластинке, словно план выполняешь.
– Вы переехали из Санкт-Петербурга в Воронеж. Что послужило причиной для смены места жительства? – Тут и бытовые и личностные причины. Дело в том, что у меня жена родом из Воронежа. Она училась в университете, и в связи с совместным нашим проживанием перебрались в Питер. Она перешла негласно на заочную форму обучения и ездила только на сессию, я же ездил вместе с ней, таким образом, получается, что в год по два месяца я жил в Воронеже. Успел этот город узнать, почувствовать, он мне всегда нравился, я по нему скучал. Тем более у нас ребёнок маленький, здесь мы жили в стеснённых условиях, ну, и ещё в прошлом году возникла мысль перебраться, только что-то помешало. Я не считаю, что уехав из Петербурга, я порвал с ним связи, я всегда могу приехать к своим друзьям и слушателям, а для семейной жизни всё-таки лучше Воронеж. Он маленький, но не совсем захолустный, как принято считать, в нём отсутствуют элементы мегаполиса, которые мне никогда не нравились ни в родном Новосибирске, ни в Питере, ни в Москве. Но при этом он и не деревня. Мне хорошо и уютно в нём.
– Сильно ли переезд сказался на музыкальной деятельности? – Ещё рано делать какие-нибудь выводы, так как переехали в сентябре. Я хотел представить новую песню в "Камчатке", но перед исполнением понял, что она сыровата, поэтому о воронежском периоде творчества ничего не могу сказать.
– Воронеж – это окончательный выбор? – Трудно говорить, но мне кажется, да. Я человек достаточно консервативный, и то, что так много путешествовал и менял места жительства, для меня самого удивительно. У меня не было тяги к перемене мест только из-за какого-то необъяснимого желания, так складывалась жизнь. Поэтому думаю, что всё-таки пришёл конец скитаниям.
POSTSCRIPTUM
– Вы дети одного поколения: Вы, Шевчук, Летов, Ревякин и другие. Почему всё же они собирают многотысячные концерты, а Вы находитесь на уровне "только для близких, своих"? – Есть очень показательный пример. Михаил Борзыкин ("Телевизор") в те годы занимал несколько раз первые места на Ленинградском Рок-Фестивали Ленинградского Рок-Клуба. Тем не менее, этот человек сейчас находится в андеграунде, играет в небольших клубах и устраивает выступления за очень небольшие гонорары. У каждого, конечно, будет свой ответ. Но по большому счёту, здесь присутствует элемент везения, а также зависит, наверное, от песен: некоторые совсем интимные не предполагают и не могут предполагать выступлений на стадионах. Одни люди трибун, некие вожди, пассионарии, их песни изначально рассчитываются на большую аудиторию, а есть люди, которые поют о чём-то личном, сопереживают с близкими. Хотя, в своё время мы выступали на огромных фестивалях, например, на дне Новосибирска аудитория насчитывала порядка сорока тысяч, у нас было три сологитариста, я даже сам-то не играл, дело происходило на берегу Оби, было громко, все оголёны до пояса, в камуфлированных штанах, ветер развивал наши кудри, публика отлично принимала. У подобных масштабных выступлений тоже есть свои плюсы. А так есть куча субъективных факторов, допустим, такая пошлая тема, как администрирование группы. Если у группа имеется директор, человек, который умело использует творческий потенциал своих музыкантов, связывается с нужными людьми, с радио, с издателями, продюсерами… человек, который из этого потенциала (возможно, и не очень большого) может выжать максимум и добиться коммерческого успеха, а также придать группе массовость. А у нас никогда таких администраторов не было, альбомы продаются самотёком, концерты, как правило, проходят без громких рекламных кампаний. Как-то так повелось, я не говорю, что именно это хорошо. Есть музыканты, тот же Дима Ревякин ("Калинов Мост"), Юрий Шевчук, которые себя ощущают звёздами. Они, возможно, с самого начала своего пути ощутили себя звёздами, выше других, у меня же такого никогда не было. Я как-то всегда был равным среди равных, никогда не приветствовал поклонения, не любил словосочетание «наши фанаты». Я контактирую со многими музыкантами, допустим, с тем же Ревякиным, и в его общении со своими коллегами чувствуется некая звёздность. Он звезда, и ему даётся как звезде. Как, наверное, назовётесь, так и поплывёте, а я изначально не назвался.
– Быть может, Вам попросту этого не надо? – Когда есть, держите, что есть. Иной раз думаешь, что неплохо было бы что-нибудь заработать. (смех) Во всяком случае это никогда не ставилось во главу угла и, наверное, не будет уже ставиться: поздно, если только не какой-нибудь старческий маразм. В своё время Кузя УО (экс-"Гражданская Оборона") сказал, что музыка не всегда бывает востребована при жизни музыканта. Самая большая ошибка, когда человек творит на потребу дня, а быть невостребованным сейчас, не значит плохо, может, твоё время ещё попросту не пришло. Но к сожалению ты можешь до него и не дожить. (смех) Дима Селиванов, один из основателей "Калинова Моста" (мне удалось с ним сотрудничать), погиб в 25 лет, мой ровесник, в 1989, и я до сих пор слушаю его музыку и думаю, насколько он опередил время: практически мальчишкой создавал такую интересные, красивые, сложные композиции. Но и тогда он своего слушателя не нашёл, и сейчас его знают только специалисты, но кто знает, тот уже любит и ценит. Надо иметь некое благородство и бескорыстие, чтобы делать то, за что в принципе тебе не воздастся именно здесь и именно сейчас. Здорово, что такие музыканты есть.
– Вы человек добрый и уравновешенный. Практически все люди сочетают в себе хорошее и что-нибудь плохое. Но всё-таки первого должно быть больше. Что Вам приходится делать для это, и сложно ли? – Есть одна ужасная вещь… Вот что значит хорошее интервью, нигде такого не говорил. Я вообще человек мало пьющий. Дома я даже не знаю, сколько стоит в киоске бутылка пива. После работы никогда не выпиваю; только если в праздники. Концерты же обычно связаны со встречами старых друзей, а если концерт прошёл неудачно, то хочется, чтобы настроение ещё ниже не опустилось, хочется залить печаль. И по пьянке ведёшь себя просто ужасающе. А когда ты ничего не помнишь, и тебе рассказывают… Стыдно. Подобное было и у Владимира Высоцкого и у Олега Даля, конечно, я не приравниваю себя к ним, но бывает, что не рассчитаешь силы. То есть иногда просто ужасаешься от того, что ты можешь сказать, и это, кстати, хорошо, что выражается в словах только. Очевидно, в каждом человеке заложено и хорошее и плохое. И это тёмное ждёт твоей слабины, когда ты теряешь самоконтроль под действием алкоголя в частности, оно норовит выплеснуться, зная, что у него мало времени, надо наделать как можно больше гадостей. (смех) Поэтому тут уж не так и хорошо порой всё у меня складывается. Но пытаюсь с этим как-то бороться.
– А были ли некие шалости, которые приятно вспомнить? – Конечно, много шалостей. (смех) У меня огромный страх высоты, боюсь панически с детства (но работаю монтажником). И я помню, как в Омске приезжали к Евгению Махно и другим ребяткам из "Гражданской Обороны" и после концерта лазили на какую-то огромную трубу заброшенного завода. Причём были не настолько пьяны, просто присутствовало некое желание победить страх, некий кураж был. Но от этого у меня страх почему-то не пропал, только возникло опасение, что ещё если по пьянке полезешь, то можно и упасть. Лучше не этого не повторять. А так лихих поступков было очень много. У нас было очень хорошее поколение. Я поступил в институт в 1981 году, но мои ровесники были достаточно скучными. У меня был друг, который вернулся после армии и водил дружбу с более старшими ребятами, и я попал в их круг. Летом они работали в Магадане или Якутии и зарабатывали 1500-2000 рублей, это-то при советской власти. Так вот, однажды мы сидим после занятий, выпиваем пиво, и тут подходит паренёк и говорит: "Ребята, завтра новый спектакль на Таганке!" (дело происходит в Новосибирске). Что делать? Собирается человек 5-7, в аэропорт на такси, покупают билеты, летят в Москву, у спекулянтов приобретают билеты на представление, утро после спектакля проводят в пивбаре «Жигули» на Калининском проспекте и возвращаются к началу учебной недели, спустив практически всё, что было заработано достаточно каторжным трудом. Вот такая широта натуры, такое отношение к искусству, всему. Я застал такое поколение. Многому у них научился.
– Вообще часто ли приходится думать о деньгах. И не портит ли этот вопрос жизнь? – Думать приходится часто, но не думаю, что портит существование. Дело в том, чтобы этот вопрос не портил жизнь, я устроился на стройку, потому как почти пять лет жил только концертной деятельностью, меня это заставляло играть всегда и везде, хотелось ли мне или нет: это были деньги, на которые все жили. Ты находишь себе работу, и тогда можно быть менее зависимым в плане концертов, например, можно устроить бесплатное выступление (кстати, раньше вообще все концерты были бесплатными). Если я уехал на гастроли, это ещё не гарантия, что привезу какие-нибудь деньги. У меня был случай примерно года четыре назад, когда в Москве заработал достаточно прилично, попал в какую-то компанию, я набузил, оказался на улице, все деньги раздал бомжам, поил кого-то всю ночь и очутился наутро с гитарой в обнимку в незнакомом месте. У меня не было даже десяти рублей, чтобы до знакомых добраться. Просил у всех или мобильный позвонить или денег, но, видимо, я был неубедительным: опыта попрошайничества не имею. Какой-то человек из Тулы денег не дал, но у него было какое-то удостоверение, с помощью которого мы бесплатно прошли в метро. Это не есть хорошо, но это черта характера. Музыкант не может быть, на мой взгляд рассудительным. Таких случаев очень много. Раньше ты устраиваешься сторожем, получаешь 90 рублей, ничего не делая, спя сутки через двое или трое не дома, а на рабочем месте, и этих денег хватало на минимальную жизнь. Сейчас это, конечно, нас всех напрягает, но чтобы портило, не думаю. У меня имеются наглядные примеры, когда музыкант, нежелающий заниматься ничем кроме музыки и не имеющий возможности обеспечить себя, превращается в нытика. У тебя есть руки, ноги, так иди и работай хоть куда. Мне очень нравится выражение: труд сделал из обезьяны усталую обезьяну. (смех) Тем не мене, трудится надо.
– Наша Родина многолика, и в каждом месте хорошо по-своему. Какие самые любимые уголки? – Ижевск. Толи Евтушенко, толи Вознесенский сказал, что город стоит не на реке, даже не на озере – на пруду, но тут такие красивые люди, что Ижевск берёт не столько природой, архитектурой, сколько людьми. Очень люблю Барнаул, не смотря на то, что там в последнее время у меня неудачно проходят концерт (из-за помещений, организации). Но вообще путешествие по огромной стране, честно говоря, уже достало, по одной простой причине: из-за нашей малобюджетности приходится перемещаться в грязных плацкартных вагонах, а когда проводишь таким образом последние 10-15 лет, то возникает некая ненависть к вагонному образу жизни. За последний год сложилось так, что я съездил в купе два раза – божественно, словно дома. Дай бог, что в Воронеже всё хорошо сложится с работой, и я сведу к минимуму поездки по стране, так как дань этому делу давным-давно отдал, и для меня романтики никакой нет в этом.
– Несколько лет назад в концертном зале у Финляндского вокзала прошёл замечательный ваш концерт, было несколько отделений, море народа… Повторите ли когда-нибудь? – Теоретически костяк группы (гитарист Дима живёт в Санкт-Петербурге, Серёжа – в Москве, я – теперь в Воронеже) под рукой. Вопрос, связанный с барабанщиком и басистом, нетрудно решаемый. Но это тяжело с технической точки зрения: надо посвятить несколько месяцев репетициям, для чего необходимо проживать в одном месте, иметь немало денег на оплату репетиционных точек… Сожалею, что о таких прозаических вещах веду речь. В общем, будем стараться, возможно, когда-нибудь и повторим.
– Пожелания читателям. – Не разочаровываться в жизни, не разочаровываться в людях и находить всегда повод для оптимизма. Мир не так уж и плох, в нём немало замечательных людей, их просто не всегда легко сыскать. И я бы хотел, чтобы мои концерты были тем местом, где все эти хорошие люди могли бы встретиться.
Беседовали Егоров «Гера» Михаил и Сергей Кузьмичев
